Каждый человек встречался в жизни с явлением конвергенции (от лат. convergo — «сближаю»). Это независимое появление в разных сферах жизни сходных или одинаковых явлений. В разные времена разные философы и учёные приходили к общим выводам независимо друг от друга, зачастую даже не подозревая о существовании единомышленников. Разные учёные одновременно открывали одни и те же химические элементы, ставили одни и те же эксперименты, создавали одни и те же изобретения. Это относится также к медицине, психологии, в том числе к гипнозу. Достаточно сказать, что трансовые и медитативные практики существуют уже не одну тысячу лет, и каждое повторное «открытие» транса происходило в разных культурах и на разных витках научного знания. Тем не менее, каждый такой виток, привнося свой вклад, возвращает нас к принципам и закономерностям, которые были открыты много веков назад. Можно даже предположить, что такое повторение и переосмысление древних принципов указывает на жизнеспособность вновь открываемых идей.

Эриксоновский гипноз в этом свете являет собой новое воплощение концепций, представленных в одной из древнейших культур мира. Но прежде давайте обсудим некоторые принципы гипнотерапии, которые получили распространение в первую очередь благодаря работам Эриксона и его последователей, поговорим об особенностях трансового состояния и о метафорическом мышлении.

Об особенностях транса

Эриксоновская гипнотерапия базируется на нескольких ключевых принципах и понятиях: транс, диссоциация и идеодинамика. О диссоциации (т.е. «отключении» тех или иных переживаний от сознательного контроля) и идеодинамике (способности идей самостоятельно проявлять себя посредством разных психических механизмов) уже говорилось на этом сайте. О трансе, кажется, можно говорить и говорить, поскольку ещё никто не сказал о нём достаточно, чтобы создать полноценную теоретическую базу.

Долгое время в гипнозе существовало убеждение, что транс – особое состояние, в которое погружаются под влиянием гипнотизёра, в которое может войти не каждый и которое необходимо для проведения терапевтической работы. Транс мог быть более или менее глубоким, и эффективность терапии связывали с глубиной транса.

В дальнейшем, благодаря экспериментам и исследованиям, понятие транса было расширено и пересмотрено. Сейчас транс представляется нам естественным состоянием психики, а по мнению некоторых исследователей – особым психическим «гипнотическим» процессом, который постоянно пребывает в той или иной степени активности. Он так же естественен как сон и бодрствование и может возникать спонтанно в разных условиях, например, во время управления автомобилем, прослушивания музыки, игры на музыкальном инструменте, боевого поединка, а также во время сеанса терапевтического гипноза.

Транс обладает несколькими принципиальными отличиями от состояния бодрствования: он характеризуется большей концентрацией внимания, поглощённостью собственными переживаниями, повышенной активностью естественных бессознательных процессов (в том числе идеодинамических), особой трансовой логикой и др. Рассмотрим подробнее некоторые особенности трансового состояния сознания – они помогут нам в дальнейшем провести параллели с некоторыми философскими направлениями.

Главное, что нужно учитывать, — для транса характерна особая трансовая логика, которая отличается от логики бодрствования. Вот основные особенности трансовой логики:

• Она имеет дело с конкретными психическими образами, а не с абстрактными понятиями.
• Она предпочитает ассоциативные, а не линейные причинно-следственные связи.
• Она допускает соотношения «оба/и». Эта особенность очень важна, потому что трансовая логика накладывает значительно меньше ограничений на внутренний опыт. Для человека в трансе вполне естественно в одно и то же время ощущать себя в двух разных местах, испытывать два противоположных ощущения или потребности : «я хочу измениться/я не хочу меняться», «я хочу повзрослеть/я хочу остаться маленьким» и т.д. Такие дуальности могут сосуществовать мирно или в виде внутреннего конфликта, а бессознательные попытки «помирить» эти противоположности могут приводить к возникновению симптомов.
• Для трансовой логики характерна метафорическая обработка информации. Это является, пожалуй, центральным понятием эриксоновского подхода и требует более подробного рассмотрения. Метафорическая обработка информации позволяет придавать объекту значение, которого он первоначально не имел. Таким образом, символ становится ассоциативно связан с некоторой информацией и может заменять собой то, чем он сам по себе не является. Например, упоминание какого-то слова, события, мелодии может вызвать цепочку собственных ассоциаций и воспоминаний. Иногда мы метафорически реагируем на рассказываемые истории, вспоминая аналогичные эпизоды из своего опыта. Метафоры и символы активно используются как в гипнозе, так и в обыденной жизни. Кроме того, некоторые символы могут нести в себе смысл, связанный с различными психологическими, философскими, духовными идеями. Работа с символами, таким образом, позволяет получить доступ к тем или иным пластам внутреннего опыта человека.

Контекст транса

Благодаря работе Эриксона произошёл фундаментальный прорыв в понимании природы транса. Несмотря на то, что каждый человек регулярно входит в транс, далеко не всегда (прямо скажем – редко) в трансе происходят такие позитивные изменения, которые с лёгкостью могут возникнуть во время терапевтического гипноза. Иначе говоря, не всякий транс терапевтичен. Эриксон также заметил, что симптомы психических расстройств очень похожи на трансовые феномены, но характер самого транса может существенно различаться.

Об этом пишет и Стивен Гиллиген (Stephen Gilligan), рассказывая о работе Эриксона:

«Описывая свою обширную работу с психотиками, он снова и снова подчёркивал три обстоятельства. Во-первых, феноменологические переживания у психотиков и людей, находящихся в глубоком трансе, разительно сходны: для обоих случаев характерны регрессии, диссоциации, амнезии, изменения восприятия и ощущений, символическое самовыражение и т.п. Во-вторых, различие в качестве переживаний огромно: психотики обычно ощущают себя в крайне болезненном и тесном мире, в то время как люди, находящиеся в глубоком трансе, испытывают огромное наслаждение. Другими словами, феноменологическая форма переживаний одна и та же, в то время как контекст радикально иной. В-третьих, психологические процессы в обеих группах представляют собой усиленные проявления нормальных бессознательных процессов».

С. Гиллиген. «Терапевтические трансы».

При этом патологические трансы связаны с с острым чувством снижения собственной ценности, они более жёсткие и бурные. Терапевтические же трансы, наоборот, более мягкие, комфортные, управляемые и связаны с повышением чувства собственной ценности.

Иначе говоря, терапевты впервые стали обращать внимание на контекст транса. Тот факт, что далеко не каждый транс полезен, смещает акцент с выраженности транса на его терапевтическое качество. Поэтому сейчас для эриксоновского гипнотерапевта важна не столько глубина транса, сколько его «широта» или активность, — то есть, насколько в нём становятся доступными ресурсы человека. Транс может быть достаточно глубоким, но при этом «узким» — в нём доступно лишь ограниченное количество ресурсов, необходимых для выполнения конкретной задачи. Тогда он будет иметь низкую терапевтическую ценность, каким бы комфортным и глубоким он ни был, однако его можно перевести в более активный и «широкий» транс, в котором будет доступно больше ресурсов и возможно будет провести эффективную терапевтическую работу.

Трансовая логика также имеет разную ценность в зависимости от контекста. Логика «оба/и» в виде двойной связки может быть терапевтическим средством, призванным повысить чувство собственной ценности, а может лежать в основе патологических двойных связок, вызывающих дискомфортные и даже мучительные переживания. Гиллиген приводит такой пример шизофреногенной двойной связки: «Если ты скажешь или сделаешь то-то, ты плохой мальчик. Если ты не скажешь или не сделаешь того-то, ты плохой мальчик. Будь хорошим мальчиком и действуй».

О симптомах и патологии

Другая особенность патологических трансов заключается в том, что их содержание обычно повторяется, поскольку в них не происходит интеграции. В патологических трансах присутствуют неприятные переживания, которые человек вынужден отрицать или контролировать.

«Наглядный пример этого — так называемые «психотики», которым столь часто торжественно сообщают, что их переживания «нереальны» или «дурны» и что прогресс в лечении может быть достигнут лишь тогда, когда они «избавятся» от своих галлюцинаций, заблуждений и т.д. Это, по существу, усиливает основной процесс, порождающий «психотические» переживания, — попытки отделаться (т.е. диссоциировать себя) от какой-то существенной части внутреннего переживания собственного «я», — и тем самым продлевает дисфункциональное состояние. Избавившись от соблазна оценивать переживания как «правильные или неправильные» либо «хорошие или плохие», гипнотерапевт получает возможность признать правомерными и утилизировать те самые переживания, которые создают проблемы для клиента. Тогда становится возможной трансформация».

С. Гиллиген. «Терапевтические трансы».

Другими словами, эриксоновский подход призывает воздерживаться от оценок симптомов пациента как «хороших и плохих», «полезных или вредных», «правильных или неправильных». Вместо этого терапевт должен видеть пациента как есть и всеми силами стремиться утилизировать любые симптомы для расширения транса пациента и повышения его чувства собственной ценности. При этом целью всей терапевтической работы является, во-первых, безоценочное принятие собственных симптомов и взаимоисключающих тенденций; во-вторых, интеграция противоположностей, составляющих суть внутреннего конфликта; в-третьих, выработка способов поведения, которые позволяют бессознательным процессам протекать свободно, не вызывая потребности сознательно их контролировать или отвергать (диссоциировать).

Хорошо забытое старое

Если мы обратимся к истории философии, то обнаружим похожие идеи в древнекитайской философии — даосизме и чань-буддизме (яп. дзэн-буддизм).

«Дао» (道, яп. «До») — центральное понятие практически всей восточной философии, которое для западного человека выглядит загадочно. Это, пожалуй, можно объяснить тем, что в основе восточных философских учений лежат осознания, идущие из трансовых медитативных практик, поэтому в трактовках терминов и понятий мы повсеместно натыкаемся на трансовую логику. «Дао» дословно переводится как «Путь», но в даосизме его смысл может быть истолкован как «первопричина всей Вселенной», «Бог», «внутренняя суть».

Основные принципы даосизма — «цзы жань» (кит. 自然) и «у вей» (кит. трад. 無為, упрощ. 无为). Первый из них дословно означает «то, что само по себе таково, как оно есть», спонтанность, естественность. Согласно этому принципу, человек должен научиться воспринимать всё таким, каким оно является, а не каким он хочет это видеть.

Второе понятие – «у вей» – предполагает у Дао и стремящегося к нему человека отсутствие деятельности, противоречащей естественным законам мироздания (цзы жань). Слово «у вей» состоит из двух иероглифов: «у» это отрицание, а «вей» может иметь значения «действовать, творить, осуществлять, думать, намереваться, полагать, являться, быть». Таким образом, «у вей» можно перевести как «свободный от намерения», «свободный от мысли», «свободный от действия». Проще говоря — «недеяние».

Это понятие часто растолковывается людьми как отсутствие каких-либо действий. На самом деле «у вей» подразумевает под собой все действия, которые сонаправленны действиям Дао. Для этого человеку следует научиться «слушать голос Дао». Человек должен наблюдать за собой и всем миром, что позволит ему интуитивно читать послания Дао и следовать им. С помощью этого термина в даосском трактате Дао Де Цзин описано поведение человека, который следует своему Дао. Жизнь мудрого человека проходит гладко, ибо его действия согласуются с законом развития вселенной. Такие действия не требуют усилий, и могут называться «недеянием».

Сравните:

«Вот почему мудрый человек живёт себе спокойно, свободный от необходимости заниматься делами, действуя, руководствуется знанием без слов».

(Дао дэ цзин, 2, в переводе Александра Кувшинова)

«Поэтому мудрый человек, совершая дела, предпочитает недеяние; и осуществляя учение, не прибегает к словам».

(Дао дэ цзин, 2, в переводе Ян Хин-Шуна)

Эриксоновский подход метафорически прекрасно согласуется с принципами даосизма. Терапевт воспринимает пациента (и мир вокруг) безоценочно («таким, каков он есть»), не придавая субъективных оценок его симптомам, а рассматривая их как естественные проявления естественных психических процессов. Усилия пациента, направленные на борьбу с симптомами и отрицание собственных дискомфортных ощущений, могут быть расценены как направленные против естественных тенденций пациента как целостной личности («против его собственного Дао»). Таким образом, терапевт помогает пациенту, во-первых, отказаться от оценок собственных симптомов как «плохих» или «неправильных», во-вторых, объединить и интегрировать противоположности в его психике, в третьих, научиться далее избежать подобных внутренних конфликтов, что можно достичь лишь доверяя своему бессознательному («слушая своё Дао») и будучи естественным. Терапевты во время сеансов, говоря о внутреннем опыте пациентов, часто предлагают «просто позволять этому происходить», «наблюдать, как это происходит само по себе». Таким образом, человек учится «недеянию» — действовать свободно, в соответствии с тенденциями бессознательного, чтобы действия человека не требовали усилия над собой, а являлись естественным продолжением его самого.

Отражением этого принципа является идея единства и борьбы противоположностей — инь-ян, которая является также метафорой динамического равновесия. Противоположности представляются здесь динамичными частями одного целого (две капли, вписанные в круг), и каждая из них заключает в себе природу другой (белая капля содержит чёрную точку, а чёрная капля — белую). Символ инь-ян отражает суть любого внутреннего конфликта: две противоборствующие стороны являются частями одного целого, и каждая сторона содержит в себе противоположную. В этом аспекте суть гипнотической интеграции заключается в том, что человек интуитивно как бы выходит за рамки этого конфликта и осознаёт единство его частей, за чем неминуемо следует синтез нового гештальта — новой объединяющей идеи.

Хорошие эмоции — плохие эмоции

Ещё одна ценная метафора восточной философии — идея жизненной энергии ци (яп. ки), из которой происходит идея психической энергии. Это метафора того же плана, что и сексуальная энергия в теории психоанализа, за одним исключением: психическая энергия не несёт сама по себе какой-либо информации или цели, а представляет лишь метафорическим отражением напряжённости, наполненности, активности психических процессов.

Из принципа безоценочного восприятия вытекает очень важное следствие. Распространены социальные стереотипы, что те или иные неприятные переживания (например, гнев, страх) являются плохими и что их следует избегать. Патологические состояния обычно связаны как раз с тем, что пациенты квалифицируют определённые ключевые переживания как «плохие» и всячески стараются не позволять ни себе, ни другим испытывать эти переживания. Это, по идее, накладывает ограничения как на самого пациента, так и на терапевта, который должен бы точно так же избегать «негативных» эмоций и тенденций. Принцип безоценочного восприятия учит, что объективно не существует плохих или хороших переживаний, и любые переживания, любые эмоции можно рассматривать лишь как одну из форм психической энергии. Следовательно, эти формы можно трансформировать друг в друга и использовать любые эмоции и переживания для конструктивной внутренней работы. Таким образом, гипнотерапия метафорически обучает пациента не избегать негативных переживаний, а использовать их в качестве ресурсов для внутренней работы.

Язык парадоксов

Классические примеры трансовой логики «оба/и» мы находим в дзэн-буддизме, где они представлены в виде парадоксальных загадок — коанов. Коаны особенны тем, что в них, к примеру, приводятся логически необъяснимые или противоположные друг другу суждения, которые необходимо «осознать» и как-то на них ответить. Мастера дзэн известны тем, что могут иногда поразвлечься, предлагая ученикам такие вот головоломки. Например: «Существует ли высказывание, которое не было бы ни истинным, ни ложным?» А вот пример коана с вопросом и достойным дзэнским ответом:

Монах увидел черепаху, ползущую по саду монастыря Та-суя, и спросил учителя: «У всех существ кости покрыты мясом и кожей. Почему же у этого существа мясо и кожа покрыты костями?» Мастер Та-суй снял один сандалий и накрыл им черепаху.

Из книги «Железная флейта. Сто коанов дзэн».

Здесь стоит вспомнить о важности контекста: обучение в буддийском монастыре подразумевает установление особых отношений между учеником и наставником, в которых использование двойных связок в виде коанов позволяет ученику преодолеть внутренние противоречия и приводит к повышению чувства собственной ценности. Те же двойные связки в ином контексте могут иметь противоположный результат или не иметь его вообще.

Мощь символа

Говоря о метафорах, стоит упомянуть о возможности использования их для получения доступа к ресурсам человека. С этой целью можно использовать практически любые знакомые человеку символы и метафоры: часто применяют метафору растущего дерева, текущей воды, огня, облаков и других объектов природы, инструментов, действий, ощущений и пр. Природа, пожалуй, самый первый и основной источник терапевтических метафор. Восточная натурфилософия рассматривает человека и природу как части единого целого и изобилует интересными и ценными метафорами и символами, связанными с природными силами и стихиями. Помимо уже упомянутых сюда можно отнести и пять первоэлементов, и мандалу как модель Вселенной, и многие другие символы. На самом деле, такие символы присутствуют практически во всех культурах, религиях и философских учениях (таро, гороскопы, чакры, руны и т.д.) При работе с конкретным человеком следует выбирать и использовать те, которые будут понятны и близки пациенту. Повторюсь: ценность символов и метафор не только в их косвенных значениях, но и в возможности быстро получить доступ к разнообразному опыту, переживаниям, знаниям человека — иначе говоря, к его ресурсам, таким образом, расширяя и активизируя состояние транса.

Трудности перевода

Есть ещё один более тонкий нюанс, сближающий восточную философию с эриксоновским подходом. Как уже упоминалось, трансовая обработка информации имеет особенность: она ориентирована на образы, на конкретику. Психические образы представляют собой не только визуальные картинки — они могут иметь ассоциативные связи с ощущениями в разных модальностях, а также с движением и с другими идеями. А теперь вспомним, что китайский язык (и в известной степени японский) использует иероглифическое письмо — каждый символ представляет собой образ, идеограмму (дословно — «изображение идеи»). Причём один иероглиф может иметь значение существительного, называя конкретный предмет,  глагола, описывая действие, прилагательного, указывая на свойство, или любой другой части речи. Один иероглиф также может состоять из нескольких частей, каждая из которых может иметь собственный смысл (как, собственно, иероглиф Дао — «путь», состоящий из двух элементов — «дорога» и «голова»). Это во многом приближает китайские слова к образному мышлению бессознательного, а также объясняет сложность перевода древнекитайских текстов на современные языки.

Иначе говоря, китайский и японский (хотя и в меньшей степени) языки и образ мышления ближе к трансовой логике, чем языки, использующие алфавит или слоговую азбуку (современный японский язык использует смешанное письмо, он испытал значительное влияние китайского языка и когда-то использовал только китайские иероглифы; в буддийской литературе иероглифы по-прежнему преобладают). Возможно, это отчасти объясняет тот факт, что в китайской и японской философии явления трансовой логики встречаются часто и выглядят столь органично.

Почему же Восток?

Почему же многие эриксоновские гипнотерапевты так любят именно китайскую и японскую философию? Мне видится здесь несколько причин. Как я уже говорил, восточная натурфилософия очень близка к природе. В ней в целом преобладает движение к объединению, к установлению единства внутреннего мира, а также между внутренним и внешним. Она проповедует и описывает принципы, очень близкие к естественным природным закономерностям. Наконец, она очень близка эриксоновскому подходу — в ней предлагается безоценочное отношение к миру и людям, спонтанность, свобода самовыражения и при этом стабильная внутренняя этика. Поэтому восточная натурфилософия является неисчерпаемым источником вдохновения и ресурсов для людей в течение уже многих тысячелетий и, уверен, останется таким источником на многие века вперёд.

В качестве завершения давайте взглянем на гравюру японского мастера XIX века Хокусая под названием «Цунами», которую любит демонстрировать на своих семинарах Жан Беккио и которая представляет собой прекрасную метафору терапевтической работы в гипнозе. Мы видим лодки, попавшие в морской шторм, держащие курс навстречу волнам. И точно так же наши пациенты, как храбрые моряки, с нашей помощью ведут свои корабли навстречу волнам эмоций и переживаний, чтобы выйти из бури и прийти в родной безопасный порт.